Уголовно-правовая оценка фальсификации доказательств в гражданском и арбитражном процессе

В любом современном правовом государстве судебное разрешение споров, в первую очередь, направлено на защиту интересов конкретного субъекта права, будь то физическое лицо или юридическое. Одновременно с тем, одним из главных принципов правосудия является справедливое разрешение споров, и на основании реализации такого принципа зиждется система доверия к судебной системе. В своей совокупности эти два основополагающих принципа сталкиваются и могут быть нарушены в ситуации фальсификации доказательств.

Изучение практики применения статьи 303 Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за фальсификацию доказательств, показывает, что указанная статья используется крайне редко – так, с 1997 по 2003 гг. по части первой (фальсификация доказательств по гражданскому делу) указанной статьи было осуждено лишь 89 человек^[1].

Анализ судебно-следственной практики по вопросу фальсификации доказательств и изучение позиций представителей доктрины уголовного материального права позволяет сделать вывод о том, что наиболее разработано направление фальсификации доказательств в рамках уголовного судопроизводства, по которому имеется обширная практика. Одновременно с тем, даже в фундаментальных работах, таких как «Полный курс уголовного права» (в пяти томах)^[2]., проблемные вопросы уголовно-правовой оценки фальсификации доказательств в гражданском и арбитражном процессе не рассматриваются.

В связи с этим, актуальным представляется дать уголовно-правовую характеристику фальсификации доказательств в гражданском и арбитражном процессе как способу потери объективности решений суда и одной из форм незаконного перераспределения собственности, рассмотреть специфику применения указанной нормы и выявить пробельные ситуации.

Исходя из того, что под родовым объектом данного состава преступления общепринято понимается законный порядок осуществления правосудия, необходимо определиться, в каких формах реализуется правосудие в Российской Федерации. Обратимся к ч. 2 ст. 118 Конституции РФ, в которой говорится, что судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. В диспозиции ст. 303 УК РФ мы встретим иной подход выделения форм реализации правосудия – там говорится о гражданских и уголовных делах.

Если игнорирование конституционного судопроизводства вполне объясняется тем, что в рамках него решается вопрос соответствия нормативно-правовых актов Конституции, а институт доказательств отсутствует как таковой, то вопрос об административном судопроизводстве остается открытым, и не ясно, в связи с чем законодатель ограничился административной ответственностью свидетелей, специалистов, экспертов и переводчиков, представивших ложные сведения при производстве по делу об административном правонарушении. Вопрос о наказуемости фальсификации доказательств иными лицами в рамках арбитражного или гражданского процесса при рассмотрении дел об административных правонарушениях в настоящее время не разрешен. Исходя из дефиниций, указанных в ст. 303 УК РФ, фальсификация доказательств при рассмотрении дел об административных правонарушениях в суде возможна лишь, если она повлекла тяжкие последствия (ч. 3 ст. 303), так как там используется родовое понятие фальсификации без указания на форму осуществления правосудия.

Представляется, что законодатель ошибся при выделении составов в рамках фальсификации доказательств, и следует взять за основу иную классификацию: либо предложенную в ч. 2 ст. 118 Конституции, либо на основании отнесения к процессуальному закону: например, часть 1 – в арбитражном и гражданском процессе, часть 2 – в уголовном процессе.

Следующим проблемным вопросом является определение того, кто может являться субъектом преступления. Так, диспозиция части первой ст. 303 УК РФ определяет круг субъектов, которые могут быть привлечены к уголовной ответственности за фальсификацию доказательств, и относит к ним лиц, участвующих в деле, и их представителей.

Из анализа статей 62 АПК и 54 ГПК следует, что представитель совершает процессуальные действия (в том числе подает ходатайства о приобщении доказательств) от имени доверителя (представляемого). Учитывая вышесказанное, можно выделить три основных ситуации:

1) возможно привлечение к уголовной ответственности лица, который сам представлял свои интересы в суде, или доверителя, который передал подложный документ представителю, не поставив того в известность о характере подложности;

2) возможно привлечение к ответственности представителя, который вышел за пределы своих правомочий, изготовил и представил поддельный документ в суд. В данном случае, у представителя имеется интерес в самом факте «выигрыша дела» (или в некоторых ситуациях – «проигрыша дела») вне зависимости от спорного материального правоотношения.

3) возможно привлечение к ответственности, как представителя, так и доверителя (допустимы различные формы соучастия).

Сложность взаимодействия уголовно-правовой нормы и института представительства выражается еще и в том, что суды при заявлении одной из сторон о фальсификации доказательств предупреждают об ответственности преимущественно представителей (причем, если одну сторону представляют несколько лиц, то суды на практике исходят из того, что достаточно предупредить любого из представителей), хотя следует обратить внимание на то, что уголовно-правовые отношения имеют личный и персональный характер, и предупреждение об уголовной ответственности должно быть доведено до всех возможных субъектов.

Рассматривая проблемы субъекта преступления, представляется вполне обоснованным поднять вопрос о возможности и целесообразности введения повышенной уголовной ответственности для лиц, обладающих статусом адвоката. Согласно положениям части первой статьи первой Федерального Закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокат оказывает квалифицированную юридическую помощь, причем на профессиональной основе. Исходя из гарантий, которые устанавливаются для лиц, обладающих таким статусом, а также из социально-значимой их деятельности, противоправное поведение указанных лиц имеет существенно большую общественную опасность. Анализ зарубежного законодательства показывает, что в ряде стран такой подход имеет место быть. Так, например, ст. 310 Уголовного кодекса Республики Молдова содержит особо квалифицированный состав, предусматривающий ответственность адвоката за фальсификацию доказательств. В ряде стран также существует практика, согласно которой лицо, обладающее правосубъектностью адвоката, обязано проверять законный характер представляемых доверителем документов.

Ряд теоретиков^[3]. допускают, что фальсификация доказательств может быть осуществлена не только лицами, указанными в диспозиции ст. 303 УК, но и судьей. Обосновывают они свою позицию тем, что судья осуществляет правосудие, и его действия, связанные с фальсификацией доказательств, наносят ущерб именно этой специфической государственной деятельности, а вовсе не интересам государственной власти и государственной службы, и их следует квалифицировать не по общей норме (ст. 292 УК), а по специальной (ст. 303 УК). С таким подходом вряд ли можно согласиться, так как уголовное право является публичной отраслью права, где расширительное толкование правовых норм и применение закона по аналогии не допускается. Единственной гипотетической ситуацией, при которой судья мог бы нести уголовную ответственность по ст. 303, является случай применения части 4 ст. 34 УК, однако, учитывая правила конкуренции норм уголовного закона^[4]., а именно, действие правила конкуренции части и целого, действия судьи следует всегда квалифицировать по ст. 305 УК, поскольку фальсификация доказательств будет способом совершения данного преступления.

Важным представляется рассмотреть вопрос о моменте окончания преступления. Исходя из анализа диспозиции ч. 1 ст. 303 состав фальсификации доказательств является формальным и считается оконченным с момента совершения действий. Однако по определению этого момента ведется дискуссия. Так, ряд авторов (в первую очередь, профессор А.И. Рарог^[5].) полагают, что фальсификация имеет место в действиях преступника с момента предъявления суду сфальсифицированного документа. С такой позицией вряд ли можно согласиться, так как статус доказательств документы приобретают лишь после оценки судом их достоверности, достаточности, допустимости и относимости. Поэтому преступление следует считать оконченным с момента приобщения подложного документа к материалам соответствующего дела в порядке, установленном процессуальным законодательством.

Дискуссионным является и вопрос о возможности покушения на фальсификацию доказательств. Так, ряд теоретиков считают, что в случае отклонения судом представленных доказательств, оценивать содеянное как покушение нельзя, поскольку одной из задач суда является оценка допустимости, относимости, достаточности и достоверности, а отклонение доказательств, не соответствующих этим критериям, является распространенной практикой, соответственно, представление таких доказательств не может быть отнесено к уголовно наказуемым деянием. К сожалению, при определении возможности покушения зачастую анализируется лишь конкретный состав, не обращаясь к учению о преступлении. В своих монографиях А.А. Пионтковский^[6]. и А.Н. Трайнин^[7]. указывают на то, что покушение при формальном составе невозможно только в двух случаях: если преступление совершается путем бездействия и если уже первый акт деятельности полностью осуществляет состав данного преступления. Исходя из того, что объективная сторона рассматриваемого состава состоит, как минимум, из двух действий – изготовление фальсифицированного документа и представление его суду, следует, что покушение на данный состав, с теоретической точки зрения, возможно. Вместе с тем, в данной ситуации у нас отсутствуют законные основания для освобождения от уголовной ответственности, в связи с чем, представляется, что покушению на фальсификацию доказательств должна быть дана уголовно-правовая оценка в любом случае.

Специфичным является рассмотрение судом вопроса об оценке восстановленных документов, под которыми следует понимать документ, изготовленный путем полной подделки (материальный подлог), но идентичный по своему содержанию, ранее существовавшему легальному документу. Так, Восемнадцатый Арбитражный Апелляционный суд^[8]., указал, что представление в суд восстановленного документа не является фальсификацией доказательств. Такая позиция в целом является верной, исходя из того, что на принимаемое судом решение факт восстановления (материального подлога без изменения содержания документов) не может повлиять, тем самым общественная опасность полностью отсутствует (однако, если восстанавливаемый документ относится к официальным, такие действия следует квалифицировать по статье 327 УК). Кроме того, нельзя игнорировать тот факт, что состав данного преступления является формальным, и не имеет значения, повлияли ли сфальсифицированные доказательства на содержание судебного решения или нет. Представляется, выходом из этой ситуации будет являться конструирование дефиниции понятия «фальсификация», в котором будет даваться разграничение с восстановлением документов.

Интересным видится рассмотрение вопроса о привлечении к уголовной ответственности и освобождении от уголовной ответственности в призме анализируемого состава. Уголовные дела по статье 303 УК, согласно статье 20 УПК, являются уголовными делами публичного обвинения. Как следует из положений ст. 140, 141, 144, 145 УПК РФ, заявление о совершении определенным лицом преступления (заявление о фальсификации доказательства по гражданскому делу) служит поводом к открытию уголовного судопроизводства и одновременно является началом уголовного преследования после соответствующей проверки сотрудниками правоохранительных органов изложенных в нем обстоятельств. Проведение следственных действий, направленных на сбор доказательств по уголовному делу, входит в полномочия следователей Следственного комитета РФ.

Одновременно с тем, анализ ст. 161 АПК и судебной практики арбитражных судов и судов общей юрисдикции позволяет сделать вывод о том, что вышеназванные положения уголовного материального и уголовного процессуального законодательства не соблюдаются, а в судебной практике существует иной устоявшийся порядок. Так, суды общей юрисдикции, не имея в гражданском процессуальном кодексе нормы, регулирующей правоотношения, связанные с фальсификацией доказательств, полностью игнорируют свою обязанность сообщить уполномоченным органам о факте фальсификации и тем более о необходимости предупреждения сторон об ответственности за фальсификацию доказательств или заведомо ложный донос. Что касается арбитражных судов, то при подаче лицом заявления о том, что одно из доказательств, представленное иными лицами, участвующими в деле, является сфальсифицированным, суд предупреждает под подпись лиц или их представителей об уголовной ответственности за фальсификацию доказательств и заведомо ложный донос. Если после такого предупреждения сторона, представившая доказательства, его не отзывает, то только в этом случае суд начинает проверку, лишь после которой возможно возбуждение уголовного дела, несмотря на то, что преступление является оконченным с момента приобщения доказательств.

Интервьюирование судей судов общей юрисдикции и арбитражных судов Нижегородской области показало, что в большинстве случаев после предупреждения об уголовной ответственности стороны отзывают «спорные» доказательства, после чего суд «забывает» о факте существования фальсификации доказательств. Таким образом, фактически Арбитражный процессуальный кодекс содержит основание освобождения от уголовной ответственности – отзыв сфальсифицированного доказательства. Однако, исходя из того, что единственным источником уголовного материального права является уголовный закон в лице УК РФ, такой подход противоречит системе построения Российского законодательства. Следует либо закрепить в статье 303, например, по аналогии со статьей 126, в примечании основания освобождения от уголовной ответственности, либо изменить положения АПК.

Необходимо подчеркнуть, что столь большое количество проблем, связанных с применением уголовной ответственности за фальсификацию доказательств в гражданском и арбитражном процессе, и столь малая распространенность практики применения связана не с «ненужностью» нормы. В уголовных кодексах Азербайджанской Республики (ст. 294), Грузии (ст. 369), Республики Казахстан (ст. 348), Киргизской Республики (ст. 326), УК Республики Таджикистан (ст. 359) содержатся аналогичные составы преступлений. Наличие указанной нормы не только обеспечивает возможность точного определения характера содеянного, но и играет важную предупредительную функцию.

Надлежащее правовое регламентирование норм уголовного материального права об ответственности за фальсификацию доказательств в гражданском и арбитражном процессе позволит фактически реализовывать установленные действующим законодательством принципы судопроизводства, а также будет способствовать защите прав граждан и юридических лиц.

Автор: Прытков Юрий Владимирович, помощник прокурора Ленинского района г.Н.Новгорода, юрист 3 класса.

Научный руководитель: Чупрова Антонина Юрьевна, к.ю.н, профессор кафедры уголовно-правовых дисциплин Приволжского филиала Российской Академии Правосудия.